Тамир шагнула на маленькую площадку между дверью и ступенями, уходящими наверх, и Аркониэль осторожно прикрыл за ней дверь, оставив небольшую щель.
Высоко держа огненный камень и свободной рукой касаясь стены, Тамир медленно поднималась в башню. Шершавые лишайники, которыми обросла стена, и следы птичьего помета на ступенях навеяли новые воспоминания. Тамир снова ощутила себя ребенком, впервые поднимавшимся по этой лестнице вслед за матерью.
«Я сейчас, как все эти ласточки, поднимаюсь в гнездо под крышей замка…»
Дверь наверху оказалась распахнутой настежь, за ней зияла черная пустота. Тамир услышала шум ветра и быстрый топот мышиных лап. Последние ступени дались нелегко, но она не собиралась сдаваться.
В проеме она задержалась и стояла какое-то время, цепляясь за дверной косяк, пристально всматриваясь в темноту.
— Мама, ты здесь? Я вернулась домой.
С той минуты, как они повернули к старому замку, Ки догадывался о намерениях Тамир. За ужином он замечал, как часто ее взгляд обращался в сторону лестницы. Когда же она отвергла его предложение остаться на ночь с ней, он уже точно знал, что Тамир собирается в одиночку подняться в башню.
Лежа рядом с Лисичкой, он напряженно, до звона в ушах, прислушивался к каждому шороху и услышал, как тихо открылась дверь ее комнаты и как босые ноги осторожно прокрались мимо его двери.
«Она бы позвала, если бы хотела взять меня с собой». Даже с ним Тамир никогда не говорила о призраках, населявших этот дом. Поэтому Ки с трудом заставил себя не броситься следом за ней и попытался заснуть, но душа его не могла успокоиться.
В кровать он лег не раздеваясь, в рубашке и штанах. Поэтому он без труда выскользнул из постели и осторожно обошел оруженосцев, спавших на тюфяках у двери. Он думал, что все давно спят, но, оглянувшись на пороге, увидел, как Лисичка наблюдает за ним.
Ки прижал палец к губам и бесшумно закрыл за собой дверь, гадая, что подумает его друг. Впрочем, не все ли равно, что он подумает.
Тамир нигде не было. Ки поднялся наверх, остановился, вглядываясь в коридор, и заметил, как в дверь башни вошел Аркониэль.
Озадаченный, он остановился. Значит, Тамир ни слова не сказала ему, но попросила о помощи волшебника? Ки постарался отогнать боль, сжавшую сердце, и осторожно пошел по коридору. Дверь оставалась приоткрытой, и он толчком распахнул ее.
Аркониэль сидел на нижней ступени, вертя в руках волшебную палочку. Рядом на лестнице лежал огненный камень.
Увидев Ки, Аркониэль вздрогнул, потом покачал головой.
— Мне следовало догадаться, что ты сюда явишься, — прошептал он. — Она непременно хотела пойти наверх одна, но мне это не нравится. Побудь со мной. Она позовет, если я понадоблюсь.
Ки сел рядом на каменную ступеньку.
— А что, ее мать правда там?
— Да. Но вот решит ли она показаться…
Аркониэль умолк на полуслове, и оба они разом подняли головы и посмотрели наверх, услышав слабый голос Тамир. Ки мгновенно покрылся мурашками, поняв, что это означает. Тамир говорила с мертвой.
— Мама?
Никто не ответил.
Комната ничуть не изменилась за прошедшие годы. Сломанная мебель, лоскуты сгнившей ткани, погрызенные мышами клочки шерстяной набивки лежали так, словно Брат расшвырял их только что. На столе у восточного окна, прислонившись друг к другу, словно пьяные, сидели в ряд последние из сшитых матерью кукол без ртов. Именно среди них Аркониэль нашел ее куклу; место в ряду, где она сидела, оставалось пустым.
Тамир подошла к столу и взяла одну из кукол. Фигурка покрылась плесенью и поблекла, но маленькие, аккуратные стежки на ее теле, сделанные руками Ариани, были хорошо видны. Тамир поднесла игрушку к свету и вгляделась в пустое лицо. Эту куклу мыши отчего-то не тронули, и ее тело оставалось ровным и гладким. Тамир удивилась, как сильно ей вдруг захотелось унести куклу с собой. Она почему-то очень скучала по той уродливой кукле, которую ей приходилось прятать так много лет, хотя тогда это казалось тяжким бременем. Но ведь тряпичный человечек связывал ее с матерью и с прошлым… Поддавшись внезапному порыву, Тамир прижала куклу к груди. Как бы ей хотелось, чтобы мама сделала хоть одну куклу только для нее! Слезы выступили на глазах, и Тамир не стала их сдерживать, оплакивая свои детские годы, лишенные материнской ласки.
Тихий вздох заставил ее вздрогнуть и похолодеть. Она обернулась и осмотрела комнату, сжимая в руках куклу и огненный камень.
Вздох повторился, на этот раз громче. Тамир нырнула в тень у западного окна — того самого, из которого выпрыгнула ее мать в тот зимний день. Того, из которого она пыталась вытолкнуть Тамир.
«Сегодня Брата нет, и никто меня не спасет».
— Мама? — снова шепнула Тамир.
Она услышала шорох юбок, потом еще один вздох, полный боли. А затем едва слышно в воздухе прошелестело:
— Мое дитя…
От надежды, охватившей Тамир, у нее сжалось горло. Она сделала шаг вперед:
— Да, это я!
— Где мое дитя? Где? Где?
Слабый огонек надежды тут же угас, как это бывало и прежде.
— Мама?
— Где мой сын?
Все повторялось, как в худшие дни Ариани. Она даже не замечала присутствия Тамир, страстно желая вернуть потерянного ребенка.
Не успела Тамир открыть рот, как от оглушительного треска едва не уронила огненный камень. Ставни на западном окне затряслись, как будто в них кто-то ломился, потом со скрипом открылись, послушные невидимым рукам.
Тамир застыла на месте, крепко сжимая куклу и в ужасе наблюдая, как из тени выплывает темная фигура и медленно, с остановками приближается к окну. Лицо призрака было повернуто в сторону, как будто он смотрел на реку за окном.